Серапион поднял глаза:
— О, цезарь думает обо всем, но все- таки я решил, по крайней мере пока мы здесь, последить за этим молодым центурионом и выяснить, что у него тут за дела.
Большой белолицый человек, возлежащий на ложе, повернулся и пристально поглядел на него:
— Ну, что на сей раз в твоей гнусной башке, жаба ядовитая?
— Мне говорили, будто в этой части побережья за последние месяцы прямо из-под носа властей исчезло немало людей, у которых не было оснований любить цезаря. И как мне кажется, если мы приглядим за этим молодым центурионом, у нас появится возможность узнать, каким образом это происходит.
На следующий день в это же время Юстин сидел за столиком в «Дельфине», в углу, куда почти не попадал свет. Был летний душный вечер, старый полосатый тент по этому случаю закатали, и над узким двориком, освещенным фонарем, да — над решеткой, оплетенной виноградными листьями, открылся купол звездного, светящегося неба. Винная лавка сегодня была наполовину пуста, и никто не мешал Юстину спокойно сидеть погрузившись в свои мысли.
Он узнал все новости, ради которых сюда пришел, и, допив чашу (однако не слишком быстро, чтобы не возбудить подозрений), собирался вернуться к Паулину, и доложить ему о том, что последний из тех, кого они переправили в Галлию, благополучно высадился на берег. У Паулина, должно быть, сейчас Флавий, а позднее, закончив разгрузку вина с «Береники», обещал прийти и Федр. Вместе они собирались обсудить возникшую у них идею, как побыстрее отправлять людей из Британии. Но прежде чем действовать, необходимо все тщательно продумать. Собственно, это и пытался делать Юстин, однако перед его мысленным взором то и дело возникал так неожиданно мелькнувший вчера среди приближенных Аллекта Серапион-египтянин. С чего это вдруг Аллект взял торговца благовониями в свою свиту? Внутренний голос нашептывал ему, что тесная связь существует — и существовала всегда — между товаром, которым торговал Серапион, Аллектом и ядом. Морской Волк, который так много мог сказать, умер от яда… Но какова бы ни была истина, появление этого человека для них не представляло угрозы, так как, по воле богов, они не попались ему на глаза. И все же Юстин не мог избавиться от какого-то беспокойного чувства, может быть даже дурного предчувствия.
Кто-то вошел в лавку со стороны темного берега. Подняв голову, Юстин увидел молодого человека с черной спутанной шевелюрой надо лбом, со следами оспы и с большим, похожим на птичий клюв, носом. На вошедшем был ворсистый домотканый плащ. Молодой человек в нерешительности остановился в дверях и огляделся. Без доспехов и шлема он выглядел совсем иначе, чем накануне, но так как мысли Юстина все время вертелись вокруг вчерашней сцены на ступенях храма, он сразу же узнал его.
Молодой человек наконец отважился, поманил согнутым пальцем хозяина и сел неподалеку от Юстина. Но еще не успел он опуститься на скамью, как некая тень скользнула в темноте за дверью, правда в этом не было ничего необычного, ибо по берегу все время сновали люди. Юстин продолжал следить за молодым центурионом. Принесли вино, но тот не притронулся к нему: подавшись вперед и обхватив руками колени, он что-то нервно теребил пальцами. Присмотревшись внимательней, Юстин увидел веточку плевела. Он взял свою чашу, встал и направился к столику вновь прибывшего.
— Какая приятная неожиданность, друг мой! — воскликнул Юстин тоном человека, который случайно встретил давнего знакомого, затем поставил на стол чашу и сел. Молодой человек бросил на него быстрый, испытующий взгляд, при этом лицо его сохраняло непроницаемую маску; Юстин в свою очередь тоже внимательно разглядывал центуриона. В такие моменты всегда приходится рисковать — и всегда остается страх, что веточка плевела попала не в те руки. Но в этом человеке Юстин был полностью уверен: он помнил вчерашнюю сцену на ступенях храма Юпитера, к тому же открытое, грубоватое лицо молодого человека никак не могло быть лицом доносчика, скорее это было лицо вконец отчаявшегося человека.
— Сегодня очень теплый вечер, — сказал Юстин и раздвинул складки плаща, обнажив веточку плевела, всунутую в бронзовую застежку туники у шеи.
Молодой человек сразу же увидел веточку, в глазах его вспыхнула искорка, но тут же погасла. Слегка наклонившись к Юсти-ну, он быстрым шепотом проговорил:
— Мне сказали… сказал один человек, что если прийти сюда в винную лавку с условным знаком, то можно найти людей, которые мне помогут.
— Так и сказали?.. Ну, это зависит от того, какая тебе нужна помощь, — прошептал Юстин, глядя в чашу, где световые блики от фонаря мешались с тенями от виноградных листьев.
— Такая, какую вы оказывали другим. — Молодой человек неожиданно улыбнулся вымученной улыбкой, но глаза по-прежнему смотрели серьезно. — Оставим все уловки. Ты же видишь, я полностью в твоих руках… Я больше не хочу служить под началом императора Аллекта.
— Это из-за вчерашнего?
— Ты знаешь про вчерашний день?
— Я с-стоял совсем близко в толпе перед храмом Юпитера.
— Вчера была последняя капля, переполнившая чашу. А что мы теперь будем делать?
— Не торопясь допьем вино и п-пере-станем шептаться, как за-заговорщики.
Какое-то время они спокойно сидели, попивая вино, и говорили о погоде, о видах на урожай и еще о чем-то в таком же роде, пока наконец Юстин не поманил пальцем хозяина лавки. — Вот теперь, думаю, нам пора, — сказал он своему собеседнику.
Тот молча кивнул и отодвинул от себя пустую чашу. Они расплатились каждый за себя и вышли — Юстин впереди, центурион за ним — в тихую летнюю ночь.
Никто из тех, кто посещал после наступления темноты маленький домик или потайную комнату в старом театре, никогда не ходил прямым путем, из опасения, что за ним может быть слежка. Вот и сегодня из-за какого-то беспокойного чувства, которое оставил Серапион-египтянин, Юстин повел своего спутника еще более запутанной дорогой, чем обычно. Но когда они нырнули в зияющую чернотой щель и подошли ко входу во дворик, тень, неотступно следовавшая за ними всю дорогу от «Дельфина», не исчезла. Юстин помедлил возле калитки, как всегда прислушиваясь к тишине, но не услышал ни звука, ни шороха в сгущающемся мраке улочки. Но как только он поднял засов и скользнул вместе с молодым центурионом в калитку, которая бесшумно закрылась за ними, одна из теней отделилась от остальных и, словно ящерица, юркнула за ними вслед.
Маленький дворик был погружен во тьму, но свет запоздалой луны, уже начинающей убывать, высветил кромку стены старого театра над их головами и тронул серебром верхние яблоньки, так что теперь висящие на ней недозрелые маленькие плоды напоминали яблоки на любимой серебряной ветке Куллена. Юстин снова остановился, слух его был обострен до предела, и какое-то недоброе предчувствие не покидало его. Однако тень в проулке ничем не отличалась от любой другой, и, прошептав: «Сюда», он провел своего спутника через двор к двери дома. Она была не заперта, как и калитка, поскольку должен был прийти Федр. Юстин открыл ее, и они прошли внутрь.
И в тоже мгновение отворилась калитка с улицы и тут же бесшумно закрылась. Все было неподвижно в маленьком дворике, и только серебристые ночные бабочки кружились среди серебристых веток яблони.
Глава 12. Веточка ракитника
Полоса бледно-желтого света выбивалась из-под двери комнаты, да и сама комната, когда Юстин поднял щеколду и они вошли внутрь, показалась им необычайно светлой. Они застали там Флавия и Паулина, шахматная доска на столике между ними красноречиво свидетельствовала о том, как они коротали время в ожидании Федра с «Береники».
— Вот хорошо, и ты вернулся, — приветствовал Юстина Паулин, но, заметив незнакомого человека за ним, тут же спросил: — А кого ты привел с собой?
— Еще одного отправить тем же путем.
— Тогда придется подумать, что можно сделать. — Паулин рассеянно передвинул фигурку. — А какие вести о нашем последнем?